Мушкетер и фея - Страница 27

Джонни-Буратино прыгнул в мамины резиновые сапоги и помчался к Вике: через двор, через лужу, в которой лежали цепочкой половинки кирпичей. По этим же кирпичам в луже, вниз головой, проскакал другой Буратино. Джонни подмигнул ему и показал язык.

Вика открыла дверь, молча втащила Джонни в коридор и лишь тогда сиплым голосом отругала за то, что он бегает по холоду раздетый.

– Схватишь ангину, будешь, как я, дома торчать.

Горло у нее было перевязано.

Джонни сказал, что он не дурак хватать ангину в последний день перед каникулами. И только после этого Вика поинтересовалась, что означает его странный наряд.

– Не видишь, что ли? Буратино.

– Вижу, что не Баба Яга. А зачем?

– Для карнавала. Зачем еще… Ты мне дашь ваши деревянные башмаки?

– А мушкетер?

Джонни снял колпак.

– С такой прической?

Вика не удивилась. Про Джоннину стрижку она уже знала.

– А зачем ты себя обкорнал? Такой был симпатичный ребенок…

– Сама ребенок! А что было делать? Все придираются – и в школе, и дома! Надоело!

Вика была проницательным человеком. К тому же она хорошо знала Джонни. Она сказала:

– Расскажите это вашей бабушке после двенадцати часов ночи.

– Да правда же…

– Не морочь голову. Зачем тебе костюм Буратино? Не скажешь – не дам башмаки. Зря я, что ли, мушкетерский плащ шила?

Вика была упряма. Джонни это знал. Он слегка покраснел и дерзко сказал, что могут же быть у человека личные причины.

Вика внимательно посмотрела на него, подумала и согласилась, что могут. Больше она не расспрашивала, вытряхнула швейную мелочь из деревянного башмака, и они с Джонни начали искать второй. Нашелся он почему-то в духовке газовой плиты.

Снаружи башмаки были большущие, а внутри – не очень просторные. Вика натолкала в них старых газет, и обувь стала совсем впору Джонни. Он с удовольствием потопал по половицам и завертелся перед зеркалом.

– Теперь все в порядке. Ага?

Вика смотрела на него прищуренным взглядом художницы.

– Не совсем "ага". Рубашка слишком обыкновенная. Неинтересно смотреть.

– Что же делать? – огорчился Джонни. – Они у меня все обыкновенные.

– Ладно уж… – сказала Вика. И принесла большой пестрый фартук. Викина мама купила его где-то в Италии Викиному папе: чтобы папа чаще занимался домашним хозяйством. Но он все равно не занимался, и фартук лежал без дела. А выглядел он великолепно! На материи были отпечатаны разноцветные рекламные наклейки, игральные карты и даже бутылочные этикетки знаменитых итальянских вин. На многих наклейках был нарисован длинноносый человечек в колпачке. Вика объяснила, что это не Буратино, а Пиноккио из итальянской книжки.

– Но у них очень похожие истории, – сказала она. – Не читал?

– Не читал… А в этой итальянской книжке есть девчонка с голубыми волосами? – спросил Джонни и чуть опять не покраснел.

– Есть. Но она не всегда девчонка. Она все время превращается… В общем, она фея.

"Фея – даже лучше", – подумал Джонни, и сердце у него сладко заныло. И чтобы Вика не догадалась, он опять начал разглядывать фартук.

– Ты из этой штуки мне рубашку сошьешь? – восхищенно спросил он.

– Все равно делать нечего, дома сижу, – хрипло сказала Вика.

– Карнавал завтра, – деликатно напомнил Джонни.

– Ладно, вечером заходи.

Джонни считал неприличным показывать нетерпение. Поэтому вечером он сначала поужинал, потом поспорил с Верой и только после этого отправился к Вике.

У Вики было тихо и уютно. Родители уехали в Польшу, тетушка Нина Валерьевна сообщила, что у нее предынсультное состояние и укрылась у себя в комнате. Видимо, гадала там на картах.

Готовая рубашка висела на спинке стула. Джонни так обрадовался, что даже не обратил внимания на Викино задумчиво-печальное настроение. Он быстренько обрядился в Буратиний костюм и гордо встал перед Викой, постукивая деревянной подошвой о половицу.

– Ну как?

Вика ответила с непонятной улыбкой и вздохом:

– Счастливый ты человек, Джонни…

– А ты разве несчастная? – удивился он.

– Я не про себя, – уклончиво сказала Вика. Потом велела Джонни встать на стул и начала искать недостатки в его костюме.

Оранжевые штаны показались Вике чересчур новыми, и она пришила к ним клетчатую заплату. Потом ей не понравился некрашеный бумажный нос.

– Будто в сметану обмакнутый. Он должен быть как деревянный.

Она полезла в шкаф за красками, еще раз глянула на Джонни и сообщила, что ноги у него ничуть не лучше носа.

– Белые, как макаронины. Весь загар за зиму облез. Давай я их тоже под орех разделаю.

– Как это? – опасливо спросил Джонни.

– Разрисую под дерево.

– А отмоется потом?

– Акварель-то? В момент.

– Валяй, – согласился Джонни. – Буду совсем превращаться в деревяшку…

Кисточки были мокрые и холодные, Джонни хихикал и пританцовывал на стуле.

Вика опять по-взрослому вздохнула:

– Эх, Джонни, Джонни… Беззаботное ты существо. Все бы тебе прыгать…

Джонни пригляделся с высоты и понял наконец: с Викой что-то неладное.

– С Сережкой поругалась? – спросил он.

Вика дернула плечом, поставила ему на ногу большую коричневую кляксу и грустно сказала:

– Больно мне надо ругаться с этим дураком.

– Ясно, – сказал Джонни. – Из-за чего опять?

– Ты разве не видел газету?

Джонни удивленно похлопал ресницами.

Вика взяла со стола газетный лист и сунула Джонни: