Герои наших историй живут в подмосковном городке. На улице, которая называется Крепостная. Дело в том, что в давние времена, когда по полям шастали орды кочевников, здесь стояла крепость. Небольшая, деревянная, с бревенчатыми восьмиугольными башнями. Потом она сгорела и разрушилась. Остался только земляной вал да овраг, который раньше, говорят, был крепостным рвом. Но скорее всего это просто легенда, потому что овраг далеко от вала. Да ещё название улицы напоминает о старине.
Вал густо порос одуванчиками. В овраге растёт крапива, булькает ручеёк и живут стрекозы и лягушки. На Крепостной улице живут мальчишки.
Конечно, там есть и взрослые, но речь главным образом пойдёт о мальчишках.
Улица широкая, но тихая. Машины по ней не ходят, потому что она упирается в овраг. Дорога заросла, и даже сквозь узкий асфальтовый тротуар пробиваются лопухи. Домики прячутся в палисадниках с сиренью.
Сами понимаете, что такая улица – рай для футбола. И для всяких других игр.
Серёжка возвращался поздно вечером и на кухне, сдержанно кряхтя, начинал заклеивать пластырем ссадины на ногах.
– Ну и побоища у вас! – сказал я однажды. – Каждый раз с отметинами приходишь.
Серёжка, вытянув шею, пытался облизать ссаженный локоть.
– Подумаешь… побоища, – ответил он. – Какие это… побоища… Чушь… Вот в прошлом году…
И, лизнув наконец локоть, поведал эту историю.
В конце июня их осталось пятеро. Почти все "овражники" – ребята с этого конца – разъехались кто куда: в лагерь, к бабушкам, на юг, а один даже в тайгу с отцом-геологом.
А из компании Тольки Самохина никто не разъехался. Или сговорились, или случайно так получилось, но их как было, так и осталось шестнадцать, не считая всякой мелкоты.
У пятиклассника Серёжки Волошина и его друзей никогда не было прочного мира с Толькиной компанией. Кто тут виноват, сказать нелегко. Однако все отмечали, что Самохин – человек въедливый и зловредный. Он ко всем придирался и никогда ничего не прощал. Серёжке он, видно, не мог простить, что тот не подчиняется. Не считает его, Тольку командира в здешних местах, а сам имеет "армию". Правда, Серёжкина армия была не такая большая и воинственная, но пока она была в сборе, могла постоять за себя. И вдруг неприятность – разъехались!
Те, кто остался, жили в одном дворе. В двухэтажном доме – мальчишки, а в маленьком, в глубине двора, – девчонка Виктория. Или попросту Вика. Одноклассница Сергея.
Викины родители были путешественники. Они не поднимались на снежные вершины, не искали рудные залежи и не раскапывали в песках древние города, они просто ездили. Каждый отпуск они проводили с туристскими группами то на Чёрном море, то в Ленинграде, то на Волге. А воспитывать Вику приглашали папину сестру Нину Валерьевну.
Нина Валерьевна была худая, длинноносая и печальная женщина. То, что она тяжело больна, подразумевалось само собой. Это все знали, когда ещё Виктории на свете не было. А если кто-нибудь спохватывался и пытался узнать о её болезнях подробнее, Нина Валерьевна медленно и выразительно поднимала глаза на невежу. "Как же вам не стыдно? – говорил этот взгляд. – Мучить бедную женщину, жизнь которой висит на паутинке!" И невеже становилось стыдно.
Чтобы окружающие не забывали о её страданиях, Нина Валерьевна постоянно сообщала: "Ах, как у меня болит голова". Фразу эту она произносила регулярно через каждые четыре с половиной минуты.
То, что ей приходилось воспитывать Вику, Нина Валерьевна считала подвигом. Она так и говорила: "Надеюсь, люди когда-нибудь поймут, какой подвиг я совершаю".
Может быть, Викины родители это понимали, но они были далеко. А Вика не понимала.
– Уик-то-о-риа-а! – на иностранный манер голосила по вечерам Нина Валерьевна. – Пора домой! Слышишь?! Все нормальные дети уже спят! Уик… (ах, как у меня болит голова! )… ториа. Не заставляй меня снова принимать валокордин!
– Выходит, я ненормальная! – шептала в каком-нибудь укрытии Вика. – Ну и отлично. Тогда мы ещё погуляем. Ага, мальчики?
Как все нормальные девчонки, Вика гоняла с ребятами футбол, временами дралась, ныряла с полузатопленной баржи и никогда не забывала, что она девочка. Довольно часто Вика появлялась во дворе в модном сарафане или платье и вопросительно поглядывала на ребят. Мальчишки понимали девчоночью слабость и сдержанно хвалили обнову.
Платья и сарафаны Виктория кроила из прошлогодних туристских нарядов матери и шила на расхлябанной швейной машинке, которая постоянно ломалась. Чинили машинку братья Дорины.
Братья были близнецы, хотя и ничуть не похожие: Стасик белобрысый, а Борька худой и темноволосый. Жили они душа в душу. И увлечения у Дориных были одинаковые. Больше всего они любили книжки про технику и роботов. Дома у них был механический кот для ловли мышей, звали его Меркурий. Правда, ни одной мыши он не поймал, зато бросался под ноги гостям и хватал их за ботинки железными челюстями…
Ещё в этой компании был первоклассник Джонни. Вернее, даже не первоклассник. В школу он лишь собирался, а пока ходил в "подготовишку" – самую старшую группу детсада. Но ведь те, кто, например, только перешёл в пятый класс, тут же называют себя пятиклассниками, не дожидаясь новой осени. Вот и Джонни не стал ждать.
Имя Джонни было ненастоящее. Вообще-то его звали Женька. Но Женькин язык имел маленькую странность: не умел выговаривать букву "ж". Получалось "дж". Вместо "железо" Женька говорил "джелезо", вместо "жулик" – "джулик". И себя называл Дженькой. Но что за имя – Дженька! Вот и переделали в Джонни.